|
|
|
|
|
Тексты
•Магазин "Ваша судьба" -
•Маргарита -
•Оле-Лукойе -
Магазин "Ваша Судьба"
- Здравствуйте, девушка. Можно у вас купить судьбу? Какую? Мою, конечно же, какую ещё. Что, вот эта моя? Какая-то она странная. Что за покрой? А вы уверены, что это моя? Нет-нет, она симпатичная, но мне же абсолютно не идет этот цвет, да вы сами посмотрите, правда? Ну, вот видите, и вы понимаете, что не идет. Да и велика она мне. Вот, рукава болтаются – хоть сзади завязывай. А это что, пояс? А зачем он такой тяжелый? Совершенно не нужен к этой модели такой тяжелый пояс. И, кстати, вы же, я вижу, человек не без вкуса, разве сочетается этот верх с этим низом? Как будто от разных судеб пришиты. Нет-нет, девушка, да и нельзя мне такое носить – с моей-то фигурой! Это прямо-таки неприлично смотрится. Вот, вы меня прекрасно понимаете! Давайте подберем что-нибудь другое?
Вот эту, к примеру, можно примерить? Мило, но не то, слишком ярко и смотрится безвкусно. Девушка, я понимаю, что последняя модель, но я ведь не гонюсь за модой, мне важно, чтобы судьба на мне хорошо сидела, понимаете? Скрывала недостатки, подчеркивала достоинства. А вон та, которая наверху висит? Оригинально. Правда, абсолютно непонятно, зачем к ней пришили этот бантик. Бантик – на этой судьбе! Это же смотрится нелепо как белые кружева на кожаных штанах! Нет-нет, давайте что-нибудь другое. Вот эта очень эффектная, кстати. Длинновата, но можно же подшить. Совсем чуть-чуть, пару сантиметров. И будет отлично сидеть. Да, девушка, отлично, заверните эту, пожалуйста. Сколько с меня? Спасибо.
- Девушка, я у вас недавно покупала судьбу. Да, такую стильную, модную. Да-да, ту самую. Вы знаете, она так села после первой же стирки! И цвет потускнел. Как носила? Ну как, аккуратно носила, я что же, с вещами не умею обращаться? А ещё там швы на боку оказались – они впиваются в кожу, что ни делай. Страшно неудобно. Что? А разве можно обменять? Ой, девушка, как здорово, а что есть? Новые итальянские? А французских нет? Только прошлогодняя коллекция? Что-нибудь помягче был, только ничего розового!...Ох, девушка, а вообще-то нет. Давайте мне мою судьбу. Не длинные они, это просто покрой такой. Ничего, позанимаюсь спортом – сядет как миленькая. Нет, не надо упаковывать, я прямо в ней пойду. Спасибо, девушка, удачного вам дня.
В начало
Маргарита Мне кажется, что ты должна рисовать – непременно на стенах и совершенно неприспособленными для этого предметами. Потушенными сигаретами, кофейной гущей, вишневым сиропом, сухим вином и старым-старым чаем, который, говорят, медленный яд, хотя никто этого ещё научно не обосновал.
Но ты не рисуешь, поэтому сигареты докуриваешь до конца, а вишневого сиропа в доме, разумеется, нет. Правда, сухое вино все равно раскрашивает – губы и зубы в синий цвет. Так и хочется сказать, – «Здравствуй, красавица, уже выкопалась? Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, синяя?» Но в те моменты, когда подобные слова уместны, я пребываю в удивительно благостном расположении духа, поэтому говорю ерунду совсем другого толка.
Ты куришь, пьешь вино, воздеваешь руки к потолку и возмущенно высказываешь свое веское «кхм!» несовершенному миру и своей роли в развитии этого несовершенства.
Ты всегда танцуешь – когда бежишь по скользкому льду, заботливо присыпанному снегом, на высоких каблуках, когда ходишь по коридору в поисках расчески и даже когда сидишь за столом, положив голову на руки.
Мне кажется, что у тебя должны великолепно расти цветы. Раз уж так прекрасно иногда всходят яркими цветами хорошо удобренные комплексы, посвященные всякой ерунде – например, лишнему весу, которого больше килограмма у тебя не наскрести. Даже если предварительно покормить. Хотя у меня создается впечатление, что ты вообще практически не ешь – когда бы ты успевала?
Ты талантлива. Кто-то сказал, что когда человек талантлив, он талантлив во всем. Красивая фраза, понятия не имею, можно ли применять её к действительности, но никто не запрещает, поэтому – применяю!
Иногда в тебе мелькает какой-то огонек, который пищит: «Истина, истина!»
Впрочем, если истина в вине, было бы чему удивляться.
У меня тоже синие губы – мы сидим и талантливо придумываем новые тосты, сводящиеся в большинстве своем к одному: «За нас с вами и хрен с ними!»
И, все-таки, мне кажется, что ты должна рисовать.
В начало
Оле-Лукойе
Глухая ночь. За окном дождь – ему наплевать, что уже четыре дня зима, он упоенно идет.
Уснуть невозможно – кто-то шебуршит на подоконнике. Открываю глаза, сажусь на кровати, смотрю. Сидит, радость, воду с зонтика на пол стряхивает. Спать он мне теперь, разумеется, не даст, хотя и из возраста «слушателя сказок» я давно, по его мнению, вышла. Что ему нужно – абсолютно не понятно, но не гнать же обратно под дождь.
- Что там, на улице? – спрашиваю, убедившись, что дверь в комнату закрыта.
- Мокро и холодно. Я пока тут погреюсь. Устал.
Вот так, никаких вопросов. Сообщил – уже хорошо.
- Не надоело дурью маяться?
- Работа такая, - ворчливо отвечает незваный гость и засовывает зонтик за батарею.
- Ты что делаешь, чудо, раскрой и поставь сохнуть.
Из чистого упрямства ещё пару минут пытается одолеть батарею, но в результате сдается и ставит зонт раскрытым на пол.
- А почему он тусклый?
- Потому что ты большая девочка, - издевательски ухмыляется, развешивая на спинке кресла мокрый плащ. – Он же возраст распознает. Такая несовершенная штука.
- Возраст, что ли, по паспорту? – ужасаюсь. До этого я была лучшего мнения о подобных вещах.
- А то будет он в каждой душе копаться. Как видит, что человечек совершеннолетний – все, извините, никаких разноцветных зонтиков вам не положено.
- Свинство, - сетую я. – А скоро Рождество.
- Свинство, - с готовностью кивает гость, устраиваясь на подоконнике поудобнее. – А что делать?
- С подоконника слезть. И сесть хотя бы в кресло, - советую я. Очень уж жалко смотреть, как он пытается умоститься как петух на жердочке.
- Не могу. На подоконнике могу, а дальше – ни-ни. Я ж на работе.
- Может, тебе чаю горячего?
- Не поможет, - тоскливо машет на меня рукой.
- Значит, если я залезу под зонтик, я сказок не увижу? – спрашиваю, чтобы не молчать.
- Ничего нового.
- Оле, - говорю, - тогда будь человеком, расскажи сам сказку?
- Не буду. Не буду, не буду, не буду, - мотает он головой и с волос летят брызги.
- Ладушки, человеком можешь ты не быть, но сказки рассказывать обязан. Ты же все равно работу прогуливаешь!
- Какие сказки, тебе замуж пора.
- Зануда, - вздыхаю, демонстративно ложусь и укрываюсь одеялом с головой. Душно, но что поделать – пусть сидит и в гордом одиночестве.
Его хватает минут на пять. Меня, признаться, тоже на большее бы не хватило, но он сдается первым.
- Про что тебе сказку-то?
- Да про что угодно. – Радостно вылезаю из-под одеяла, спать все равно не хочется.
- В некотором царстве, в некотором государстве жили-были король и три его сына…
Хмыкаю, вложив в этот звук все разочарование, какое есть.
- Не нравится? – злорадствует. – А что делать? Я других не знаю, все одинаковые. Принцы-принцессы, аленькие цветочки, чудища невиданные, хотя кто б знал, что они чудища, если бы не увидели? Белки говорящие, бобы-мутанты – горох до облаков, иголки некачественные, а потом бах – избавление мира от злодеев и всеобщее счастье. Сама знаешь.
- Знаю. Неужели ничего нового?
- Откуда? Сядь и напиши, будет новое.
- Я сказки не умею.
- А кто умеет? В век технического прогресса сказки писать? «Жил-был один компьютер и завелся в нем вирус»? Страшная сказка о предвыборной кампании? Тяжелая судьба менеджеров по сбыту?
Все, разошелся. Глазки сверкают, руками машет. Видно, больная тема. Можно понять, несколько веков рассказывать всем подряд одно и то же – кому угодно надоест.
- Оле, - говорю, - а у тебя, рассказывают, брат есть? С черным зонтиком?
- Ага. И сестра в розовой шляпке. Все сам, все сам. Как кто плохо себя ведет – приходится бал-маскарад устраивать. А иногда просто от скуки.
- Как это, - спрашиваю, - от скуки детям ужасы показывать?
- Этих детей, пожалуй, напугаешь, - снова ворчит. – Они сами кого хочешь напугают. Фильмы смотрят такие, что меня в дрожь бросает – хоть за зонтиком прячься, а они хихикают.
- Значит, брата нет, - констатирую я.
- Больше сказки слушай.
- Так ты же не рассказываешь, слушать некого.
Вздыхает так тоскливо, что хочется немедленно сесть и написать ему пару сборников новых сказок.
- Ладно, - смиряюсь, - фиг с ними, со сказками. Хочешь мандарин?
- Хочу, - говорит. И вид у него грустный, как у самого больного в мире Карлсона. Хотя до светлого образа, конечно, не дотягивает – не хватает пропеллера.
- На столе лежит. Возьми. Оранжевое – это мандарин.
- Что я, мандаринов не видел.
Жует мандарин с тенью вселенской скорби на мордахе.
- Не расстраивайся ты так, - говорю. - Хочешь, я тебе погадаю.
- Ничего не получится, - оживляется он. – У меня ж нет никакой судьбы.
- Почему? Что, вообще никакой?
- Работа такая. Ты это, если хочешь спать – спи, а я пока просто посижу.
Хочу возразить, что спать совершенно не собираюсь и так просто ему от меня не отделаться, но глаза начинают слипаться. «Колдует, сволочь», - беззлобно думаю я, изо всех сил разлепляя веки.
Безуспешно.
Хорошо хоть кошмары не снились, как всю неделю до этого.
***
Зимнее утро встретило оптимистичным дождиком.
На полу высыхала лужа от зонта.
На подоконнике лежали шкурки от мандарина и записка «очень интересно, сказочно и волшебно, только написано сложно, придется адаптировать!», вложенная в учебник физики.
В начало
|
|
|
|